Декаданс возник и развился в конце XIX - начале XX веков. Это время, с одной стороны, кризисное, оказавшееся одним из факторов рождения шпенглеровского "Заката Европы", воспринималось многими мыслителями того времени как "начало конца" [1] традиционной европейской культуры. С другой стороны, это время породило множество новых течений, направлений и стилей во многих формах общественного сознания. В конкретных видах искусства (например, в литературе) появляются направления, ставшие сегодня, пожалуй, классическими: экспрессионизм, символизм, авангардизм.
В настоящее время декаданс вызывает к себе интерес, потому что и современная нам культура несет в себе элементы декадентского мироощущения. Как и сто лет назад, сейчас происходит переосмысление ценностей, ломка стереотипов, человек не поспевает за все возрастающим темпом жизни. Конец XIX - начало XX вв. были отмечены такими же переменами. В культурной жизни Европы, в развитии философии, искусства и литературы этот период воплотился во множестве разнообразных и глубоко противоречивых явлений. Огромный резонанс вызывал и пресловутый "fin de siecle" ("конец века" в значении чуть ли не исторического светопреставления). Так же, как и сейчас, духовная жизнь не поспевала за развитием производительных сил, новыми открытиями в различных областях науки и техники, за рождением и утверждением новых социально-экономических отношений в обществе. Все это привело к глубокому кризису буржуазной культуры. "Никогда не говорили об искусстве так много, так запальчиво парадоксально, так вызывающе самонадеянно, - пишет Н. Вильмонт в своей работе, посвященной Т. Манну. - Никогда не возникало столько оспаривавших друг друга философских течений и "литературных школ" - верный признак того, что реальный мир уже стал для художников неразрешимой загадкой".
Одной из старейших философско-литературных школ того времени была школа натурализма. Она абсолютизировала значение "среды" и биологических законов наследственности. Применительно к нашей проблеме, натурализм со своим интересом к вопросам патологической наследственности оказался одной из предтеч декаданса. К натурализму иногда относили и Ницше. И, отчасти, это было оправдано. Известно, например, что Ницше, Вагнер и Шопенгауэр, каждый в своей области, были крупнейшими представителями иррационализма и, в то же время, настоящими "властителями умов" [2] той эпохи. Идеи этих мыслителей оказались огромной притягательной силой для многих новейших литературных школ. Основателями некоторых из них были Р.М. Рильке, Г. Гофмансталь и С. Георге.
Именно в это время начинается и литературная деятельность одного из крупнейших прозаиков XX века Томаса Манна. Уже первые его новеллы, такие, как "Маленький господин Фридеман" (1898), "Луизхен" (1898), "Тристан" (1902), "Тонио Крёгер" (1903), "Кровь Вельзунгов" (1905), "Смерть в Венеции" (1911), и, конечно же, роман "Будденброки" (1905) вызвали огромный интерес к творчеству молодого писателя. Причиной оказалось то, что автор по-новому начал интерпретировать человеческую натуру. Все его произведения проникнуты глубоким её пониманием. Для Томаса Манна характерны и повышенная восприимчивость к всевозможным веяниям времени, и, не в последнюю очередь, его упорное нежелание отождествлять свои творения с каким-либо из литературных или философских течений того времени. "Мысленно возвращаясь к прошлому, - говорил Томас Манн в своей речи "Моё время", - могу сказать, что я никогда не гнался за модой, никогда не носил шутовского наряда факельщика du fin de siecle, никогда не задавался тщеславной целью стоять, в литературном смысле a la tete (во главе) самоновейших запросов дня, никогда не примыкал к какой-либо школе или группе, захватившей первенство, - ни к натуралистам, ни к неоромантикам, неоклассикам, символистам, экспрессионистам или как они там ещё назывались" [3]. Однако, рассматривая творчество Томаса Манна спустя век, мы не можем не отметить в нем характерных черт декадентского мироощущения. Покажем это на примере нескольких его новелл, которые уже были упомянуты вначале.
Огромное влияние на Т. Манна, которое отчетливо прослеживается в этих произведениях, оказал Ф. Ницше. Именно у Ницше, как считают многие критики, он перенял антитезы: жизнь и смерть, здоровье и болезнь. В точном соответствии с ницшеанским метафизическим толкованием этих терминов, он вкладывал в эти понятия свое представление о кипучей, не знающей пощады и угрызений совести деятельности "волящего человека" в его повседневной жизни. Наоборот, понятия "смерти" и "болезни" неразрывно связаны с убылью, угасанием человеческой жизни, с её вырождением, с декадансом [2]. Вспомним, например, главного героя новеллы "Смерть в Венеции", маститого писателя в зените славы - Густава Ашенбаха. В его судьбе существенную роль одинаково сыграли "болезнь" и "искусство". Будучи еще болезненным юношей, он склонен был выбрать себе поприще, на котором его тщеславие могло бы найти достойное удовлетворение. Из-за болезни он почти ни с кем не общался, а, как известно, люди, обделенные общением, чаще всего находят себе "друзей" в книгах, произведениях искусства. Однако здесь таилась скрытая опасность, потому что искусство требует от своих служителей особую плату - самою жизнь: "искусство и там, где речь идёт об отдельном художнике, означает повышенную жизнь. Оно счастливит глубже, пожирает быстрее : даже при внешне монастырской жизни оно порождает такую избалованность, "переутонченность", усталость, нервозное любопытство, какие едва ли может породить жизнь самая бурная, полная страстей и наслаждений" [4]. Искусство расшатывало его нервную систему, подтачивало и без того не слишком большие силы, что привело к внезапному, резкому обострению болезни и смерти. Важно и то, что автор не называет, какой именно болезнью, лишившей Густава Ашенбаха многих радостей жизни, с детства болел его герой (в других новеллах мы знаем, что именно "не так" с героем: Фридеман - горбат, он - инвалид с детства; Якоби тучен до безобразия - наверное, у него неправильный обмен веществ; а у Габриэлы Клетериан - "болезнь дыхательного горла", чахотка, и такая известность добавляет названным персонажам какую-то долю обыденности), потому что это не так важно. Болезнь выступает здесь как некий абстрактный образ, символ неординарности, необычности и даже избранности. Она также придает Ашенбаху некую аристократическую субтильность.
Далее. В статье "Предисловие к папке с рисунками" Томас Манн писал, что ":только дурной натурализм возводит в культ патологию ради самой патологии" и что "она может входить в литературные произведения лишь как средство для духовных, поэтических, символических целей:" [5]. Однако нельзя не отметить, что в постоянном использовании мотива вырождающегося бюргерского рода есть явные элементы натурализма, хотя это - в то же время и декаданс, который рассматривал вырождение как признак исключительности, даже аристократизма. Конечно, эта тема интересовала Томаса Манна прежде всего потому, что и его семья, происходящая из знатного рода негоциантов, испытала на себе признаки "вырождения": никто из пятерых детей сенатора Иоганна Томаса Манна не пошел по стопам отца и деда - никто не занялся торговлей. Двое из троих братьев - старший Генрих и средний Томас - стали писателями, их сестры - Юлия и Карла - пробовали себя на актерской стезе, правда, без особого успеха. Обе они покончили жизнь самоубийством (сначала Юлия, а потом, много лет спустя, Карла). Мотив оскудения и вырождения бюргерского рода есть и в "Маленьком господине Фридемане": глава семейства, нидерландский консул, не оставил после своей смерти большого наследства, поэтому сестры Иоганнеса, которые были "достаточно дурны собой", не смогли выйти замуж (присутствует и физический аспект вырождения). В новелле "Тристан" вырождение бюргерского рода, представительницей которого является Габриэла Клитериан (в девичестве Экхоф), показано не в виде явных физических недостатков или обнищания, - на утрату здорового торгового духа и превращение купца и его дочери в утонченных патрициев указывает, прежде всего, необычайная любовь обоих к музыке, не сочетающаяся с "торгашеским" духом. "Что касается моего отца, то он, конечно, больше артист, чем многие другие, которые именуют себя артистами и живут своей славой. А я только немного играю на рояле. Отец и я, мы играли вдвоем". [4]. Таким образом, своеобразный декаданс выражается здесь, прежде всего, как и во многих других произведениях Томаса Манна, в преданности последних представителей купеческого рода искусству, в частности, музыке: "Потому что часто случается, что род, в котором живут практические, бюргерские, трезвые традиции, к концу своих дней вновь преображает себя в искусстве" [4]. Да и нежелание старого купца отдавать дочь даже за выгодного жениха, сентиментальный порыв оставить её подольше в отчем доме указывает на утонченность чувств. Однако, как ни парадоксально, дочь сама настаивает на том, чтобы поскорее выйти замуж, причем не потому, что влюблена в Клетериана (ведь мы знаем, что счастье "пришло" к ней только когда у неё родился ребенок), а потому, что "такова воля природы". Но, несмотря на этот проблеск "воли к жизни" у Габриэлы, на самом деле она не готова к подобным испытаниям. Она - всего лишь хрупкий отпрыск купеческо-патрицианского рода, который вместе с ней завершил своё существование: по всей видимости, Антон Клетериан-младший вырастет копией отца, а не деда.
Тема вырождения бюргерского рода поднимается и в наиболее автобиографической новелле Томаса Манна "Тонио Крёгер". И опять-таки, под вырождением здесь понимается неспособность и нежелание Тонио идти по стопам отца и деда. Точкой приложения сил отпрыска знатного семейства становится искусство: "Старинный род Крёгеров, мало-помалу вырождавшийся, пришел в полный упадок, и люди не без основания видели подтверждение этому в образе жизни и повадках Тонио" [4]. Тема вырождения, пусть не купеческого, но все же добропорядочного бюргерско-чиновничьего рода, обыгрывается и в "Смерти в Венеции". Тут оно в равной мере сказывается и в слабом здоровье главного героя, и в его выборе писательской стези. Таким образом, мотив вырождения в творчестве Томаса Манна связан, с одной стороны, с натурализмом, потому что у писателя часто прослеживается интерес к природе. С другой стороны, - с декадансом, потому что во всех перечисленных новеллах "здоровая и жестокая жизнь" с её кипучей энергией противопоставляется жизни, связанной с искусством, - слабой, задумчивой, предающейся бесконечному созерцанию.
Таким образом, на основе уже упомянутого мы можем сделать выводы о том, в каких именно чертах духовной жизни находит свое выражение декаданс. Во-первых, декаданс - это некий символ духовной усталости от жизни, от общепризнанных норм и правил. Во-вторых, - это болезненность: физическая и духовная, часто - это патология, граничащая с гениальностью. В третьих, - это эпатаж, попрание все тех же общепризнанных норм и правил. Иногда таким образом возникают новые духовные ценности.
Как уже отмечалось вначале, наше время также несет в себе черты декадентской культуры. Повышенная нервозность, хрупкость человеческого здоровья - физического и духовного, стремление осмыслить технический прогресс, и опять же, ломка социальных отношений, и, как следствие, склонность к наркомании и суициду, как к способам ухода от проблем действительности, - все это находит отражение и в современной литературе, которая, таким образом, перекликается с литературой конца XIX - начала XX веков.