Статья посвящена актуальной проблеме исторического мифотворчества в современных условиях на примере истории Украины. Автор подвергает критическому анализу новейшие тенденции в этой сфере, четко просматриваемые в работах М.Ю. Брайчевского, В.И. Бориченко, В.А. Смолия, В.С. Степанкова, Л.Л. Зализняка, Г.П. Пивторака и др. Предпринята попытка философского объяснения живучести данного культурно-идеологического феномена с опорой на концепции К. Ясперса, М. Элиаде, В. Налимова, А. Лосева и А. Косарева.
За последние десять лет в отечественной историографии произошли существенные изменения: переосмыслено научное наследие исследователей различных направлений и школ досоветского и советского периодов, началось изучение ранее запретных тем, появились новые концепции истории Украины. Отмена цензуры на первых порах позволила авторам исторических произведений выступить в открытой печати со своими оригинальными, а подчас и довольно экстравагантными идеями [7]. Политическая и духовная свобода окрылила многих авторов; она стимулировала творческий поиск одних и графоманство других. В то же время стремительное обнищание государства и населения, почти полное прекращение финансирования научных исследований, крайняя дороговизна издательских и типографских услуг привели к тому, что для большинства учёных, в частности, учёных-гуманитариев, возможность публиковать свои работы в академических изданиях практически сведена к нулю. Издаётся прежде всего та литература, которая заказана и профинансирована определенными властными, политическими и экономическими структурами. Не удивительно, что на книжном рынке появляется в основном та печатная продукция, которая отвечает корпоративным интересам указанных выше структур. Именно с их подачи начался планомерный, пугающий своим размахом процесс “переосмысления” и переписывания отечественной истории не столько с целью поиска научной истины и извлечения горьких уроков из реалий прошлого (без чего невозможен честный анализ современного положения дел и прогнозирование будущего), сколько ради создания новых мифов, призванных “оправдать” горькие реалии настоящего.
Критические моменты истории – это точки возникновения новых мифов [10, c. 25]. Безнадёжность, по К. Ясперсу, является одной из характерных примет нашего времени. Она – безнадёжность – “всегда вызывает потребность в иллюзиях” [17, c. 147]. Там, где реалии истории могут привести человека в отчаяние, там незнание истины, иллюзия, миф дают ему смысл жизни и чувство самоуспокоенности. Видимо, поэтому современная идеологическая элита, опираясь на объективно свойственный сознанию народных масс архаический способ мышления, стремится интерпретировать историю с помощью мифа. По меткому замечанию М. Элиаде, архаический способ мышления не способен к восприятию индивидуального (реальной творческой личности, которая, творя себя, творит историю), а удерживает в памяти лишь образцовое [16, c. 63]. Воспроизводя одни и те же архаические структуры, миф сводит реальные личности к архетипам, к шаблону, стереотипу (герой и противостоящий ему антигерой, “дракон”).
Мифологическое сознание – явление, в общем-то, обыденное, исторически объяснимое и оправданное. Оно составляет духовную основу традиционных обществ, так называемых “доосевых культур” (Ясперс). Но оно же может сохраняться и в обществах, попавших в орбиту “осевого времени”. Одним из наиболее мощных орудий мифологизации общественного сознания является мифологизированная история. Мифологизация последней – характерная примета нашего переломного времени. Успешно разгромив и развеяв многочисленные фальсификации и мифы советской эпохи, родившиеся в 20-80-е годы ХХ века под нажимом идеологического пресса КПСС, многие представители современной официальной украинской историографии не остановились на достигнутом, а с усердием, достойным лучшего применения, взялись за создание новых мифов. При этом различные авторы руководствуются различными мотивами: одни стремятся во что бы то ни стало выделиться нестандартностью подходов к решению сложных проблем отечественной истории (проще говоря хотят выглядеть “оригинальными”); другие из патриотических чувств пытаются приукрасить отдельные страницы истории Украины, более выпукло отобразить героическое прошлое её народа, возвести на пьедестал новых кумиров, показать, что украинцы – не хуже других цивилизованных народов; третьи, уклоняясь от теоретического анализа, пытаются объяснить негативные моменты истории Украины исключительно враждебными происками её недругов (печенегов, половцев, монголо-татар, поляков, турок, крымских татар, евреев, “москалей”, предателей – “янычар” из числа “национально несознательных” украинцев, коммунистов, социалистов и т.д.) [13]. Однако не зря говорят, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Какими бы “высокими материями” не руководствовались современные ревизионисты от истории, результатом их деятельности становится не научная истина, не движение в сторону прогресса, не рост духовности, а вытравливание исторического сознания из народа, подмена “логоса” мифом.
Наибольшей мифологизации в последние годы подверглись те периоды украинской истории, которые связаны с радикальными изменениями в общественных, социально-экономических и политических отношениях. Например, с лёгкой руки академика М.Ю. Брайчевского [3] в отечественной историографии широко распространился миф о том, будто славянские племена антов в V-VI вв. создали на территории Украины свою могучую державу – Антское царство. Опираясь на этот миф, В.И. Борисенко [2] дофантазировалась до того, что обнаружила у антов частную собственность на землю и рабов, попадавших… в феодальную зависимость (!) от собственников [2, c. 32]. Хотя не сохранилось никаких письменных источников по истории антских племён, тот же автор убеждён, что их язык был близок к разговорному языку Киевской Руси [2, c. 37]. Данный пример прекрасно иллюстрирует, как в условиях отсутствия достоверных источников одно лишь страстное желание отдельных исследователей “углубить в прошлое” процессы складывания славянских государственных институтов на территории Украины привело их к созданию ложной, псевдонаучной (т.е. ничем не доказанной) концепции.
То же самое можно сказать и по поводу проблемы происхождения Руси. Вполне очевидно, что на сегодняшний день из-за отсутствия надёжных письменных источников исследователи не смогли прийти к единому мнению о том, когда и в силу каких обстоятельств возникло Древнерусское государство. Мы можем сколько угодно рассуждать о достоинствах и недостатках норманнской и антинорманнской (славянской) теорий происхождения Руси, о концепциях Татищева, Карамзина, Ключевского, Костомарова, Погодина, Соловьёва, Сергеевича, Преснякова, Грушевского, Павлова-Сильванского, Юшкова, Грекова, Рыбакова, Черепнина, Мавродина, Пашуто, Брайчевского, Фроянова, Свердлова, Рапова, Толочко, Прицака и других крупных специалистов, но факт остаётся фактом – начальная история Древней Руси представляет собой “белое пятно” и дальше любопытных гипотез историческая наука не продвинулась в решении этого вопроса ни на йоту. И всё же, несмотря на столь очевидное обстоятельство в отечественной исторической литературе, а особенно в учебниках по истории Украины для средних школ и вузов, продолжают бытовать описания мифических деяний таких типично мифических героев, как Кий, Аскольд, Рюрик и Олег. Особенно поражает наивная вера некоторых авторов в то, что уже в VII-VIII вв. осуществлялось перерастание отдельных славянских этно-политических объединений (союзов племён) в феодальные княжества [12, c.48, 65]. Где, в каких источниках авторы подобных сентенций обнаружили наличие феодальных отношений у восточных славян в VII-VIII вв. – не ясно. Между тем в указанные столетия в Европе процесс феодализации более или менее ощутимо наблюдался лишь в королевстве франков; в Германии, Италии и Англии зарождение и медленное становление феодальных отношений относится лишь к IX-XI вв. Каким же образом у восточных славян феодализация общества началась на несколько веков раньше, чем в наиболее развитых регионах Западной Европы? Ларчик открывается просто: это произошло в воображении некоторых наших “исследователей”, не удосужившихся хотя бы в общих чертах познакомится с теорией генезиса феодальных отношений в Западной Европе. Кстати, этот же круг авторов [4; 12], объявив концепцию о существовании единой древнерусской народности и культуры мифом, тут же противопоставил ему свой миф – о том, что “державу Русь создали украинцы”. Данный тезис, увы, не нов. Он вполне укладывается в надуманную “национал-патриотическую” схему, предложенную ещё в 30-е годы ХХ в. А. Лотоцким в его “Истории Украины для детей”. Там, в частности, на полном серьёзе описывались героические деяния “Олега, великого князя украинского”, который до самой своей смерти “воевал с врагами Украины, и весь мир знал уже тогда о храбром украинском войске” [8, c. 17-18].
Изучение истории XIII-XV вв. в отечественной историографии ограничено прежде всего описанием событий, происходивших в Западной и Правобережной Украине в связи с литовско-польской экспансией (юг и восток Украины вообще выпали из поля зрения историков, так как всё их внимание сосредоточено лишь на исторических судьбах украинского этноса). При этом обращает на себя внимание рождение мифа о “национальной идее”, “национально-освободительном движении” в Украине в начале XV в., о “патриотически настроенных” князьях, продолжавших борьбу за “Украинскую независимую державу” [2, c. 98, 101-102]. Обратной стороной этого же мифа стало утверждение, что в XV – первой половине XVI вв. украинские князья полностью утратили интерес к строительству “национального государства”, а с ним и “национальную монархическую идею” [15, c. 11]. В обоих случаях удивляет уверенность авторов в том, что в XV – первой половине XVI вв., т.е. в эпоху, когда украинская нация ещё не сформировалась и не могла сформироваться в силу объективных причин, в украинском обществе появились носители “национальной идеи” и борцы за “национальную державу”. Откуда эта убежденность? В каких документах удалось отыскать хотя бы намёк на существование национальной идеи в условиях отсутствия нации, национальной политической и интеллектуальной элиты, национального рынка и, наконец, национального территориально-политического объединения? Перед нами ещё один образец мифа, рождённого на волне строительства независимого украинского государства, когда вопросы пробуждения национального самосознания стали весьма актуальными и привлекли к себе повышенное внимание политиков, социологов, этнологов, историков, философов, филологов, деятелей культуры и искусства.
Особенно много мифов создано отечественными исследователями в связи с изучением феномена украинского казачества и, в частности, Запорожской Сечи. Десятки авторов не столько занимаются анализом, сколько поют панегирики героическим деяниям “степных рыцарей”, оборонявших украинские земли от супостата (супостат обычно рисуется в облике турка или татарина). Восхваляется “самое демократическое в мире государственное устройство” казачества в виде “христианской республики”; делаются попытки изобразить запорожских казаков “благородным (шляхетским) сословием”, сформировавшимся не из беглых крепостных крестьян и изгоев всех мастей, а из древнерусского боярства; рассказывается о создании запорожцами в XVI-XVII вв. регулярного военно-морского “черноморского флота” и даже изобретении подводных лодок [1; 2; 6; 9; 11; 14]. И снова мы видим, как патриотически настроенные учёные вместо объективного исследования деятельности реально существовавших казацких сообществ воспроизводят на страницах своих опусов один и тот же стереотип казака-запорожца, дошедший до нас в опоэтизированном народной памятью героическом облике “рыцаря без страха и упрёка”, стоящего на страже рубежей родной земли и храбро сражающегося с “драконом” в лице злых, отвратительных, жестоких нехристей-бусурман. Живучесть этого стереотипа в сознании народа вполне объяснима (архаический способ мышления удерживает в памяти лишь образцы для подражания). Но как однозначно объяснить живучесть этого мифа в серьёзной исторической литературе?
Стремление совершить “революционный переворот” в отечественной историографии привело целый ряд новейших исследователей к радикальной переоценке такого эпохального события в украинской истории, как национально-освободительная война 1648-1654 гг. под предводительством Б. Хмельницкого. Вспомнив, что в это же время на Западе свершилась Английская буржуазная революция (1640-1660), наши авторы задались вопросом: а чем мы хуже? И тут же нашли ответ: да ничем! Поэтому в работах В.А. Смолия, В.С. Степанкова, В.И. Борисенко и некоторых других исследователей появились утверждения, что национально-освободительная война украинского народа 1648-1654 гг. была “на самом деле” национальной (национально-освободительной) революцией, в ходе которой реализовалась идея создания “независимой соборной державы в этнических границах Украины” и возникла “новая модель социально-экономических отношений”, в основе которой лежала мелкая – фермерского типа – собственность на землю. Казачество в результате этой “буржуазной революции” (!) превратилось… в “типичных фермеров”, т.е. стало носителем буржуазных отношений, а казацкий тип хозяйства оказался “самым передовым в Европе того времени” [15, c.22, 24; 2, c.179, 188-192]. Конечно, приятно сознавать себя лучшими, но зачем же превращать отечественную историческую науку в посмешище?
Размышляя над новаторскими творениями современных мифотворцев, мы вправе задаться вопросом: кому, собственно, адресованы их псевдонаучные откровения? Ясно, что критически мыслящий человек, ищущий в прошлом не оправдания современности, а ответы на волнующие его проблемы, никогда не даст себя обмануть красивыми иллюзиями, преподносимыми ему в виде новейших “научных истин”. Следовательно, новые мифы объективно адресованы массе, толпе [5, c. 106]. Масса, как справедливо заметил К. Ясперс, является объектом пропаганды и внушения, не ведает ответственности и живёт на самом низком уровне сознания [17, c.143]. В отличие от народа, сохраняющего свою самобытность благодаря консервации традиционных ценностей, масса лишена каких-либо отличительных свойств, корней, традиций – “она пуста”. Именно вытравливание традиционных ценностей и исторического сознания из народа, внедрение в его сознание – конечно, из самых лучших побуждений – новых мифов постепенно превращает его в серую безликую массу, которая ничего не знает и ничего не хочет. Она становится послушным орудием того, кто льстит её “общим психологическим влечениям и страстям” [17, c. 144].